Потому что я поднёс к своим губам палец и произнёс:

— Тихо. Не шумите. Сейчас всё будет.

Но «всё» случилось не «сейчас»: мы простояли около двери чуть больше минуты.

Потом щёлкнул замок, скрипнули дверные петли; из подсобки ресторана во двор хлынул желтоватый свет.

Выглянула Светочка — она подслеповато щурила глаза.

— Серёжа?

— Я здесь.

Светочка повернула в мою сторону лицо. Она заметила меня — радостно улыбнулась; шагнула в сторону. Я услышал доносившуюся из зала музыку, пение певички и голоса гостей.

— Входите, — произнесла Ельцова.

Я обернулся и скомандовал:

— Заходим, парни.

Комнатушка, в которую мы попали из двора, походила на гибрид склада и комнаты для отдыха персонала. У стены стояли пустые деревянные ящики под овощи, составленные в стопки по шесть-семь штук. Рядом с ними возвышались едва ли не до потолка ящики с пустыми стеклянными бутылками (я невольно вспомнил те годы, когда работал приёмщиком стеклотары). Между колоннами из ящиков я увидел три деревянных стула со сломанными спинками (такие же, но только целые, стояли у столов в зале ресторана). Под одним из стульев я заметил стеклянную пол-литровую банку до половины заполненную окурками. Под потолком чуть покачивалась на шнуре грязная электрическая лампочка — она окрашивала тёмно-зелёные стены пятнами теней.

Я развернулся, прикрыл дверь и запер её на замок. Светочка привстала на цыпочки, чмокнула меня в щёку. Обронила: «Не скучайте, мальчики». И убежала в зал ресторана через ту самую дверь, рядом с которой пару минут назад дежурил я. На секунду звуки музыки и шум голосов стали громче. В нашу комнатушку ворвался вместе со звуками запах табачного дыма. Лишь мгновение я смотрел на сидевших за столами людей. Белая поверхность двери вновь отгородила меня от зала ресторана. Я опустил глаза, проводил взглядом пробежавшего внизу стены таракана — тот спешил в сторону кухни. Я заметил, что Олег Котов всё ещё смотрел в том направлении, куда ушла официантка Светочка. Котов почувствовал мой взгляд — улыбнулся: робко, словно стеснительный подросток.

— Красивая женщина, — сказал он. — Я про твою Светочку говорю. Повезло тебе, Чернов.

«Причём тут везение?» — подумал я.

Бросил взгляд на длинный плохо освещённый коридор, что вёл в кухню ресторана. Мне почудилось: я уловил в воздухе запах гнилых овощей и жареного лука. Поправил рукава плаща; вкратце объяснил Кириллу и Олегу план дальнейших действий. Тот почти не изменился: я вырубал человека с обрезом, Кир и Олег преграждали налётчикам путь в зал, где шумели подвыпившие гости ресторана. Котов вынул из-под куртки резиновую палку, надел на запястье верёвочную петлю. Кириллу я вручил один из сломанных стульев — мой младший брат взмахнул им, привыкая к его весу. Котову я показал на табуреты между ящиками. Жестом велел Кириллу стать за поворотом стены, в начале коридора. Олег и Кир не спорили — шустро разошлись по своим местам.

— Серый, а почему мы сразу сюда не пошли? — спросил Кирилл. — Зачем тащили в ресторан торты?

Я не ответил брату — поднёс палец к губам и прошипел: «Тссс!» Снял плащ, бросил его на ящики. Туда же я положил и свой пиджак. Засучил рукава рубашки, ослабил узел галстука. Не спуская глаз с дверного замка, я размял шею и плечи. Ритм ударов сердца подсказал, что я спокоен, но не расслаблен. Я сместился к стене, притаился около двери. Посмотрел на брата — жестом призвал его не маячить на виду. Кир кивнул, подался назад. Теперь из-за угла выглядывали лишь его светло-русая чёлка и кончик носа. Я взглянул на Котова — тот изображал предмет мебели: не шевелился, сжимал в кулаке рукоять резиновой палки — её концом он указывал в потолок. Я кивнул, нажал на кнопку выключателя. Лампа под потолком погасла. Комнатушка погрузилась в полумрак.

«У нас в переулке, над самой рекой, — запела в ресторане певичка, — жил парень вихрастый и очень смешной…» Её голос звучал глухо. Но я различал каждое слово песни. Не сомневался, что музыка и пение привлекут внимание налётчиков, когда те появятся в подсобке. Надеялся, что эти звуки смутят и насторожат бандитов. Отвлекут их внимание от меня, от прижимавшегося плечом к колонне из ящиков Олега Котова и от чёлки Кирилла, чуть поблёскивавшей при тусклом свете горевших в коридоре ламп. Мои наручные часы показали, что с полуночи миновало чуть больше получаса. Интуиция буквально вопила о том, что налётчики опаздывали. В обычную субботу я в это время уже шагал бы вместе со Светочкой к ней домой. А ресторан через служебный ход покидали бы припозднившиеся работники.

«…Про жаркий день, про яркий снег, — доносились из зала слова певицы, — про ночь, про солнце, про рассвет…» Я прикоснулся лопатками к стене, почувствовал сквозь тонкую ткань рубашки исходивший от неё холод. То и дело поворачивал голову и смотрел вниз, будто надеялся, что увижу движение теней под дверью. Но тут же напоминал себе: на улице ночь, а фонари во дворе этого дома не светили. «Для теней нужен свет», — промелькнула в моей голове похожая на откровение мысль. А свет, отметил я, (пусть и тусклый) был здесь, в комнате. Он проникал сюда из убегавшего на кухню коридора и из-под ведущей в зал ресторана двери. Я заметил, как в комнатушку снова заглянул Кирилл. Я не рассмотрел в полумраке выражение лица своего брата, но видел, как засеребрились его волосы.

«…Пара-пам-пайру-пара-рам, — голосила певичка. — Пара-пам-пайру-пара-рам…» Я напряжённо прислушивался. От звучания музыки и голоса певицы отделял все прочие звуки: разговоры и смех людей в зале, биение своего сердца, шум своего дыхания. Шорохов за ведущей на улицу дверью пока не слышал: ни шагов, ни голосов, ни скрежета отмычек в замочной скважине. Я посмотрел на брата, резко махнул рукой, словно отогнал от себя назойливую муху. Кирилл заметил мой жест — его голова вновь спряталась за поворотом в коридор. Слева от меня около ящиков с пустыми бутылками шумно вздохнул Олег Котов. Свет из коридора до него не добирался. Но мне всё же почудилось, что на тёмной маске, скрывавшей лицо Котова, я заметил блеск больших широко открытых глаз.

Дверь служебного входа приоткрылась неожиданно и совершенно беззвучно. Замерла перпендикулярно стене, около которой стоял я. На миг мне показалось, что дверь пришла в движение лишь в моём воображении: я не уловил ни щелчков замка, ни скрипа петель. По моей спине пробежал холодный ветерок, он пошевелил волосы на моём затылке. Сердце на мгновение замерло — будто тоже прислушивалось. Я отметил, что в какофонию прилетавших из ресторана звуков добавилось тихое шарканье шагов и шипящий шёпот, принесённый сквозняком с улицы. «…Возьми моё сердце, а песни верни!..» — просила из зала ресторана певица. Шаги за дверью стихли, будто пока невидимый мне визитёр замер: обдумывал предложение певички. Моё сердце запустило отсчёт: «…Восемь, семь…»

Я пригнул голову, будто из опасения, что налётчики заметят над дверью мою макушку. Стрельнул взглядом в направлении ящиков, где притаился Котов; не заметил там движение, не различил и блеск глаз Олега — лишь увидел очертания похожей в полумраке на манекен долговязой человеческой фигуры. Приоткрытая дверь заслонила от меня поворот к кухне. «…Шесть, пять…» Я прикинул, заметили ли незваные гости шевелюру моего брата. Или же Кирилл проявил мудрость и терпение: не высунулся из-за угла? «…Четыре, три…» Щелчки взводимых курков я не услышал. Лишь шаркнули по полу комнаты твёрдые подошвы. «…Про то, что жить нам вечно, — говорила в микрофон певица, — и про любовь, конечно». «…Два, один…» От тёмного прямоугольника двери отделилась тень.

Я шагнул вперёд.

Ударил.

Почувствовал, как мой кулак встретился с затылком человека — я тут же отметил, что попал, куда целил.

«Опыт не пропьёшь», — мелькнула в голове ироничная мысль.

Я увидел, как встретившийся с моим кулаком человек повалился на пол: будто брошенный на землю мешок с картошкой.

Я вдохнул полной грудью и прокричал: